Тоска без конца
Блядский же род, меня отпустило.
Начнем издалека, с субботы, когда нас дико колбасило, сначала в галерее, в поисках длинной юбки (ебааааааааать, чтоб я сдох), Варя мечтала меня расчленить, я мечтала лечь и подохнуть. Потом нас понесло в стокер, где на вопрос что пить и мой ответ "Давай по ЛонгАйленду, потом по абсенту", надо мной баба-официантка поржала (няшная баба). Нахуярились коктейля на абсенте, повыносились с барменов, повыносились сами по себе, еще бухнули, послушали музыки, познакомились с какими-то пьяными музыкантами, бухнули абсента под ржач бармена и съебались.
Ну это если коротко.
Я купил себе корсет, охуеваю и няшусь с него, попросила Ксюшу меня пофотать (бляаааааа
). Да и вообще со мной что-то не так.
На корпоративе бухнула мартини, пожрал какие-то бутерброды, сыр с плесенью. Шеф пошутил насчет моего наряда, коллектив на бис просил надеть шляпу. Полупьяная шиза втыкала в более трезвых коллег и узнавала поразительные вещи. Например, Лиза, наша стильная и гламурная Лиза была с дредами и туннелями
. Мои коллеги - это находка.
Обещаю себе в следующем году сделать татуировку.
А также очень хочу влюбиться в хорошего ебанутого достойного человека. И чтоб жили мы как Дали с Галой. Он ее боготворит, а она его продает. Идеально. И никаких Эбютерн. Хоть она и няшка.
И немного Хармса. Меня им накрыло.
***
Не хвастаясь, могу сказать, что, когда Володя ударил меня по уху и плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забудет. Уже потом я бил его примусом, а утюгом я бил его вечером. Так что умер он совсем не сразу. Это не доказательство, что ногу я оторвал ему еще днем. Тогда он был еще жив. А Андрюшу я убил просто по инерции, и в этом я себя не могу обвинить. Зачем Андрюша с Елизаветой Антоновной попались мне под руку? Им было ни к чему выскакивать из-за двери. Меня обвиняют в кровожадности, говорят, что я пил кровь, но это неверно: я подлизывал кровяные лужи и пятна — это естественная потребность человека уничтожить следы своего, хотя бы и пустяшного, преступления. А также я не насиловал Елизавету Антоновну. Во-первых, она уже не была девушкой, а во-вторых, я имел дело с трупом, и ей жаловаться не приходится. Что из того, что она вот-вот должна была родить? Я и вытащил ребенка. А то, что он вообще не жилец был на этом свете, в этом уж не моя вина. Не я оторвал ему голову, причиной тому была его тонкая шея. Он был создан не для жизни сей. Это верно, что я сапогом размазал по полу их собачку. Но это уж цинизм — обвинять меня в убийстве собаки, когда тут рядом, можно сказать, уничтожены три человеческие жизни. Ребенка я не считаю. Ну хорошо: во всем этом (я могу согласиться) можно усмотреть некоторую жестокость с моей стороны. Но считать преступлением то, что я сел и испражнился на свои жертвы, — это уже, извините, абсурд. Испражняться — потребность естественная, а, следовательно, и отнюдь не преступная. Таким образом, я понимаю опасения моего защитника, но все же надеюсь на полное оправдание.
***
Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась.
Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась. Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая. Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошёл на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль.
***
Четыре иллюстрации того, как новая идея огорашивает человека, к ней не подготовленного
I
ПИСАТЕЛЬ: Я писатель!
ЧИТАТЕЛЬ: А по-моему, ты говно!
(Писатель стоит несколько минут, потрясенный этой новой идеей и падает замертво. Его выносят.)
II
ХУДОЖНИК: Я художник!
РАБОЧИЙ: А по-моему, ты говно!
(Художник тут же побледнел, как полотно,
И как тростинка закачался,
И неожиданно скончался,
Его выносят.)
III
КОМПОЗИТОР: Я композитор!
ВАНЯ РУБЛЕВ: А по-моему, ты говно!
(Композитор, тяжело дыша, так и осел.
Его неожиданно выносят.)
IV
ХИМИК: Я химик!
ФИЗИК: А по-моему, ты говно!
(Химик не сказал больше ни слова и тяжело рухнул на пол.)
Начнем издалека, с субботы, когда нас дико колбасило, сначала в галерее, в поисках длинной юбки (ебааааааааать, чтоб я сдох), Варя мечтала меня расчленить, я мечтала лечь и подохнуть. Потом нас понесло в стокер, где на вопрос что пить и мой ответ "Давай по ЛонгАйленду, потом по абсенту", надо мной баба-официантка поржала (няшная баба). Нахуярились коктейля на абсенте, повыносились с барменов, повыносились сами по себе, еще бухнули, послушали музыки, познакомились с какими-то пьяными музыкантами, бухнули абсента под ржач бармена и съебались.
Ну это если коротко.
Я купил себе корсет, охуеваю и няшусь с него, попросила Ксюшу меня пофотать (бляаааааа

На корпоративе бухнула мартини, пожрал какие-то бутерброды, сыр с плесенью. Шеф пошутил насчет моего наряда, коллектив на бис просил надеть шляпу. Полупьяная шиза втыкала в более трезвых коллег и узнавала поразительные вещи. Например, Лиза, наша стильная и гламурная Лиза была с дредами и туннелями

Обещаю себе в следующем году сделать татуировку.
А также очень хочу влюбиться в хорошего
И немного Хармса. Меня им накрыло.
***
Не хвастаясь, могу сказать, что, когда Володя ударил меня по уху и плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забудет. Уже потом я бил его примусом, а утюгом я бил его вечером. Так что умер он совсем не сразу. Это не доказательство, что ногу я оторвал ему еще днем. Тогда он был еще жив. А Андрюшу я убил просто по инерции, и в этом я себя не могу обвинить. Зачем Андрюша с Елизаветой Антоновной попались мне под руку? Им было ни к чему выскакивать из-за двери. Меня обвиняют в кровожадности, говорят, что я пил кровь, но это неверно: я подлизывал кровяные лужи и пятна — это естественная потребность человека уничтожить следы своего, хотя бы и пустяшного, преступления. А также я не насиловал Елизавету Антоновну. Во-первых, она уже не была девушкой, а во-вторых, я имел дело с трупом, и ей жаловаться не приходится. Что из того, что она вот-вот должна была родить? Я и вытащил ребенка. А то, что он вообще не жилец был на этом свете, в этом уж не моя вина. Не я оторвал ему голову, причиной тому была его тонкая шея. Он был создан не для жизни сей. Это верно, что я сапогом размазал по полу их собачку. Но это уж цинизм — обвинять меня в убийстве собаки, когда тут рядом, можно сказать, уничтожены три человеческие жизни. Ребенка я не считаю. Ну хорошо: во всем этом (я могу согласиться) можно усмотреть некоторую жестокость с моей стороны. Но считать преступлением то, что я сел и испражнился на свои жертвы, — это уже, извините, абсурд. Испражняться — потребность естественная, а, следовательно, и отнюдь не преступная. Таким образом, я понимаю опасения моего защитника, но все же надеюсь на полное оправдание.
***
Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась.
Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась. Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая. Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошёл на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль.
***
Четыре иллюстрации того, как новая идея огорашивает человека, к ней не подготовленного
I
ПИСАТЕЛЬ: Я писатель!
ЧИТАТЕЛЬ: А по-моему, ты говно!
(Писатель стоит несколько минут, потрясенный этой новой идеей и падает замертво. Его выносят.)
II
ХУДОЖНИК: Я художник!
РАБОЧИЙ: А по-моему, ты говно!
(Художник тут же побледнел, как полотно,
И как тростинка закачался,
И неожиданно скончался,
Его выносят.)
III
КОМПОЗИТОР: Я композитор!
ВАНЯ РУБЛЕВ: А по-моему, ты говно!
(Композитор, тяжело дыша, так и осел.
Его неожиданно выносят.)
IV
ХИМИК: Я химик!
ФИЗИК: А по-моему, ты говно!
(Химик не сказал больше ни слова и тяжело рухнул на пол.)
А вообще дельные вещи Хармс писал. Тот еще тролль и мастер черного юмора)